Несправедливость. О том как мне не дали квартиру.

Опять спасала работа, я старалась урабатываться так, что приходила домой никакая от усталости. Покупателей у меня всегда было много, и я работала до последнего клиента. На крышу киоска я ставила большие колонки, из которых играла хорошая музыка, молодежь собиралась возле киоска, это было самое приятное и веселое место для них, а я готова была работать круглосуточно, лишь бы не возвращаться в пустую квартиру. Возле моего киоска часто сидела бабушка Савельевна, ее знал весь городок, она продавала семечки. Садясь на свое рабочее место, Савельевна всегда просила меня: "Давай, Лиля, включай свою музыку, рабочий день начинается!" Я очень любила эту добрую старушку, она всегда интересовалась жизнью моего сына и учебой Настеньки в Москве и хвалила моих детей и меня в том числе, говоря, что я очень хорошая мать. Дочка училась, сын работал, внуки росли. Я стала подумывать об отъезде в другой город, хотелось сменить обстановку. В нашем городке началось отселение, работы становилось все меньше, зарплату людям не платили, началось сокращение. Тем, кто не имел жилья в другом городе, давали квартиры. У меня тоже не было жилья нигде, кроме Межгорья, но когда я пришла на прием к мэру, то узнала от него, что мне ничего не положено, так как я не отношусь ни к УСу (строительное управление), ни к ГОКу (горно-обогатительный комбинат), что, работая в "Союзпечати", я относилась к г.Белорецку, а, занимаясь коммерцией, я вообще ни к кому не отношусь. Интересно получалось, прожив в этом городе шестнадцать лет, работая рядом со всеми, я считалась чужой, такая же участь постигла и почтовое отделение, и телеграф, они тоже работали от Белорецка. Искать правду было бесполезно и некогда, я махнула на все рукой, думая, что накоплю денег и куплю себе квартиру сама. А наше начальство самое первое улучшило свои жилищные условия, они получили сами и выдали квартиры своим детям и в Межгорье, и в других самых лучших городах России. Люди боялись жаловаться, они молчали и только умирали, как мухи: кто-то спился, у кого-то не выдержало сердце, а кто-то и вовсе покончил жизнь самоубийством. В нашем ЗАТО были свои неписанные законы, и если человек переступал положенную черту или пытался жаловаться в Москву, он тут же попадал под сокращение штатов, поэтому люди терпели и молчали, а заступиться за них было некому…